"Его душа так и осталась где-то в окопах между Москвой и Вязьмой. Я не помню того дня, когда закончилась война и дня, когда отец вернулся домой. В нашем московском дворе было привычной картиной, увидеть мужика в гимнастерке и гражданских брюках - и не было ясно, может на работу, а может из госпиталя только домой вернулся человек.

Это сейчас люди из "горячих точек" стоят особняком и по пьянке можно часто услышать: "А ты там был? Ты месил грязь под Гудермесом?". Тогда между нас, шпаны дворовой, не было моды хвастаться, где были и как воевали их отцы и братья - всех залепило, все где-то были.

Лишь позже, гораздо позже, когда я поступил в геологический институт, отец развязался и принял на грудь от гордости за своего сына. И рассказал мне.

Рассказывал как сидел в котле, а немец не был уже добрым как летом, а стал бешеным и лютым. Он рассказывал как товарища своего в спину застрелил, когда тот на немецких мотоциклистов выбежал и руки поднял, махая грязными портянками.

Рассказывал как со страха немца своего первого убил, бил его камнем по голове пока весь его останками не уделался.

Потом снова прятался, в доме пустом сидел, где только лялька голодная на скамье лежала и орала. Он ничем не мог этому ребенку помочь, так как у самого и сухаря замшелого не было. Где родители - убежали, убили их? Так он и убежал, а дите надрывалось ему в след, этот натужный плач младенца всё еще у него в ушах..." Больше в видео.

Воспоминания сына фронтовика о рассказе своего отца и кошмарах, которые преследовали его всю жизнь. На фотографии ветераны на Саур–Могиле. 1973 год.