"Мы знали, что такое взять деревню. Последние полтора года взятие деревни в которой окопался враг, оборачивалось потерей половины роты, а для Беркмана было пока всё легко. Он брал деревни только в теории и на картах. Лишь к сумеркам мы подошли к Марьино, всё было тихо - иваны себя никак не проявляли, лишь за деревней время от времени ревели моторы, что предвещало возможную встречу с танками противника. Всё было похоже на подготовленную засаду либо полное отсутствие обороны врага. Чем еще было объяснить, что русских не видно, не в бинокль, не в стереотрубу?

Мы с Францем представляли, как Беркман в своих мечтах воображает как его награждают за взятие вонючего Марьино, прямо в ставке фюрера - не меньше.

Когда полностью стемнело, наша и третья рота выдвинулись на Марьино. После того как мы проползли половину поля, нашу атаку поддержали огнем минометы, а сами мы вскочили и с диким криком бросились на деревню, увязая по голенище сапога в жидкой грязи. Вот тут то по нам ударили из деревни. Несколько длинных очередей уложили в липкую, вонючую грязь весь личный состав. В этот момент у меня зародились первые сомнения - звук выстрелов был до боли знаком..."

По деревне отработала немецкая артиллерия, но то что увидели немецкие солдаты пошедшие в деревню, шокировало их до ужаса, ничего подобного они не ожидали. Беркман стал помешанным, его отдали под трибунал.