В конце пятидесятых, во времена холодной войны, советская авиация каждую минуту ожидала удара с Запада. Но удар пришёлся совсем с другой стороны.

Никита Сергеевич Хрущев, безоглядно уверовав в неотразимость и универсальность ракет, провозгласил закат боевой авиации. Военно-воздушным силам не находилось места в армии. Уничтожалась техника, офицеры оставались без работы, закрывались перспективные авиационные проекты.
У Хрущёва были и другие серьёзные причины не любить авиацию, и он расправился с ней, не думая о последствиях.




По словам Микояна, Хрущев «считал, что с изобретением ракет авиация окончательно теряет значение, что подводные лодки полностью заменят наземные корабли, поскольку последние – плавучие мишени для ракет. Думал только в масштабе большой войны, не учитывал особенности локальных войн». Адмирал Н.Н. Амелько подтверждал это наблюдение: «Ознакомившись с первыми двумя дизельными подлодками с крылатыми ракетами небольшой дальности и посмотрев их стрельбы на Черном море, а также с подводной лодкой проекта 611, вооруженной баллистической ракетой дальностью 800 км на Тихоокеанском флоте, Хрущев сделал вывод, что все проблемы решают ракеты, а корабли, авиация нам не нужны. Несмотря на доказательные, смелые и настойчивые возражения Н.Г. Кузнецова… генералитет, сидевший в президиуме, молчал. Когда Хрущев дошел до танков, заявив: «Надо посмотреть, нужны ли нам танки?», Р.Я. Малиновский бросил такую реплику: «Ну это уже, Никита Сергеевич, чересчур».